Клуб сценаристов - Женский монастырь

Кстати о попах (мужских).

Я ненадолго оставил наш монастырь, чтобы навестить свой старый замок стоящий высоко в карпатских горах. Увитый диким плющом, укрытый туманом возвышается он над темными долинами. Утром капли холодной росы стекают по его каменным стенам, а вечером летучие мыши вьются у самых окон и иногда залетают внутрь…
Собственно, причина для визита была самая, что ни на есть уважительная – позавчера, после продолжительной болезни скончался наш архивариус Матиас, в чьем ведении почти сто лет находилась наша замковая библиотека и архив. Собственно ничто не мешало Матиасу прожить еще сто лет ибо он всегда отличался недюжинным здоровьем, но неожиданный и прискорбный случай, приключившийся с ним весной повлек за собой страшную болезнь, а потом и смерть.
Дело было так. В конце апреля накануне Вальпургиевой ночи он отправился к древнему кладбищу, чтобы по своему обыкновению осквернить одну-две могилы и забрать кости для своей коллекции останков. Я не раз ему говорил, что это его увлечение не приведет ни к чему хорошему, но как и все одержимые коллекционеры Матиас был глух к голосу разума. Меня к тому же он с самого детства (моего) недолюбливал после того как я однажды застал его с ключницей в самый что ни на есть пикантный момент (я то время только освоил трансформацию в летучую мышь и движимый детским любопытством использовал открывшиеся возможности, чтобы подсматривать за обитателями замка). Чувство меры требует от меня не погружаться в детали, но могу вас заверить, что именно с того самого момента архивариус невзлюбил меня, и только разница в положении не позволяла ему в полной мере выразить свои чувства. Однако эта разница не помешала ему послать меня к черту, когда в тот апрельский теплый вечер я сказал ему что прогулки по кладбищам после полуночи, да еще в полнолуние могут быть небезопасны.
В ответ он прочитал старинный стих, прославляющий гробокопателей и гордо вскинув седую голову, удалился вместе со своей лопатой и саквояжем для костей. Мне оставалось лишь пожать плечами и отправиться восвояси.
Спустя несколько часов Матиаса принесли к нам на носилках – он был ранен оборотнем, с которым столкнулся на кладбище и все мы знали, чем это грозит.
Доктора пытались остановить или хотя бы замедлить метаморфозы и тут моя помощь могла бы оказаться неоценимой, но она была отвергнута, как самими врачами, так и больным. Опишу и этот момент, чтобы дать вам возможность судить обо всем непредвзято. Когда я вошел в комнату больного, доктор как раз собирался поставить ему клистир из экстракта мандрагоры. Будучи сведущ в эзотерических свойствах этого растения, я высказал сомнения в необходимости такого средства, которое могло с большей вероятностью усугубить состояние пострадавшего, а не исцелить его. О, как я был наивен тогда! Мне следовало бы знать, что ни один врач не потерпит когда его решение оспаривается даже коллегой! Что же говорить обо мне, кого он имел все основания считать профаном. Я понял все по гримасе, которой он ответил на мои слова. К ней Матиас присовокупил грубость, которую я не решаюсь здесь привести. В общем, я вышел за дверь, а разгневанный эскулап стремясь доказать свою правоту вкатил нашему архивариусу двойную дозу мандрагоры.
Нужно ли говорить, что я оказался и на сей раз прав. От экстракта несчастному Матиасу стало только хуже, его трансформации усилились, вскоре он потерял дар речи и стал опасен для окружающих. Тогда на семейном совете было решено поместить его в подвал библиотеки, где находилась часть семейного архива. Здесь он не представлял угрозы – крепкие решетки надежно сдерживали его ярость, а в перерывах между превращениями в зверя он мог изучать старинные рукописи и фолианты, ища рецепт для своего исцеления. Пищей ему служили заезжие проповедники и коммивояжеры, коих он и раньше любил разрывать на части своими острыми ногтями. Мы обустроили ловушку у ворот замка - проповедники и коммивояжеры проваливались в потайную яму, а оттуда в поисках выхода они пробирались по подземному туннелю в подвал библиотеки, где их поджидал голодный архивариус.
Вот так, страдая и ища исцеление, обращаясь то в зверя, то в человека, Матиас провел немногим менее года в своей подземной темнице, но ни в одной из книг не смог найти нужного противоядия. Многое было испробовано, включая рецепты, собранные безумным Аль-Хазредом в последних трех главах «Некрономикона», но все чего добился наш несчастный архивариус были только новые причудливые метаморфозы, которые окончательно подточили его здоровье. В ноябре состоялся последний цикл опытов, в ходе которых он превратился сначала в утку, затем в красную крысу, потом в хлебного долгоносика, речного нетопыря, говорящего ворона, медведя-гризли, сценариста и наконец в курительную трубку вишневого дерева. Последняя метаморфоза, в ходе которой он стал неодушевленным предметом, положила конец и жизни и страданиям Матиаса.
С одной стороны мы были огорчены – следить за его превращениями было забавно, с другой было отрадно сознавать, что его мучения прекратились, и мы снова получили доступ к семейному архиву, который опрометчиво отдали ему под жилище на время болезни.
Я был первым, кто спустился в подвал. Вишневая трубка лежала одиноко возле открытого фолианта. На стене Матиас выцарапал когтями прощальную надпись – разобрать ее не представляется возможным, за исключением слов «чтоб вас всех», «видал в гробу», «гады какие-то» ясно говорящих о тяжелой душевной болезни покойного.
Многие книги и документы были уничтожены Матиасом во время его превращений. Но кое-что уцелело, вот, например проект медали, созданный моим отцом Игорем Губаревским в честь моего рождения.
Как видите, эта прелестная вещица имеет две стороны, причем с одной вы видите меня в анфас, рядом – дата моего рождения, а с обратной стороны можно наблюдать мой так сказать тыл и имя.
К сожалению, я не могу показать вам саму медаль, но у меня остался гипсовый слепок с ее лицевой части, чей снимок я и приведу. Не сомневаюсь, что где-то был и второй задний слепок, однако проклятый архивариус, пылая бессмысленной злобой, видимо уничтожил его в приступе неистовства.
Здесь есть еще несколько любопытных вещей, которые я покажу вам позднее.

(Страшненький я в гипсе ))))