Re: Курилка. Часть 97
Цитата:
Давно собираюсь написать эссе о Крыме, напишу-обязательно поделюсь. |
Re: Курилка. Часть 97
Цитата:
|
Re: Курилка. Часть 97
Цитата:
|
Re: Курилка. Часть 97
Цитата:
Что до величия духа некоторых церковных столпов (взять хоть митрополита Филиппа, хоть патриарха Гермогена, хоть всевозможных мучеников, имя им легион), то я ведь специально пояснил: речь не идет о храбрости в бытовом понимании, т.е. о смелом противодействии светской власти. Речь совсем об ином мужестве. Слабо верится, что вы не поняли этого. Скорее, не захотели понять. |
Re: Курилка. Часть 97
Цитата:
|
Re: Курилка. Часть 97
Цитата:
|
Re: Курилка. Часть 97
Цитата:
Цитата:
|
Re: Курилка. Часть 97
владик,
вот теперь - точно напишу. Чтоб кто слюной, кто пеной изошли. |
Re: Курилка. Часть 97
Цитата:
|
Re: Курилка. Часть 97
Прошу не счесть за рекламу.
Нюша, вот по просьбе маленькое эссе о Крыме из романа: " А какое это восхитительное удовольствие – спать летом в Крыму во дворе на раскладушке! После ужина во дворе под стеной сарая ставилась раскладушка, алюминиевая, лёгкая, с ужасно скрипучими пружинами. Мама или бабушка застилали раскладушку постелью, и я ложился. Лёгкая, бархатная, невесомая и прозрачная темнота, настоянная на полынном запахе, до самой своей сердцевины прогретой жарким солнцем, степи сразу накрывает тебя, как только домашние уйдут в дом и выключат свет на веранде. Как правило, с наступлением темноты, наигравшийся за день редкими полупрозрачными облаками на блёкло – синем небе, деревьями садов и лесополос ветер, тоже успокаивается, и полная неподвижность тёплого, неощутимого в своей неподвижности воздуха, только усиливает его неописуемый словами вкус. В деревне вообще тихо, а с наступлением темноты только когда по улице проедет к соседскому дому напротив припозднившийся с работы грузовик – тогда только недолго слышны неразборчивые человеческие голоса. А так в звонкой тишине далеко слышен переговорный лай собак, не охранный – громкий и злобный, а разговорный, наверное, от полноты ощущения летнего сытного мира и радости жизни происходящий. Не громкий и мягкий: гав-гав, - тихо начнёт рядом по соседству какой-нибудь Шарик, яростно почёсывая свой загривок от заедающих его блох и при этом, позвякивая своей цепью, как колокольчиком – и покатилось дальше, словно эхо по всей деревне, слышимое от самого дальнего края: гав-гав, … гав-гав-гав…гав-гав-гав… и через некоторое время всё это так же негромко и неторопливо возвращается через твой двор, потому, что наш Жучок тоже участвует в этом разговоре – гав-гав! – назад, на другой край. И так всю ночь, до самого рассвета и скоро начинает казаться, что это сторож с колотушкой ходит, как в восточной старой сказке: - В Багдаде всё спокойно… - только вместо этих слов – гав-гав-гав… И весь этот многоголосый собачий хор сливается вместе с нежными непрерывными трелями цикад со всех сторон: - т-р-р-р-р,… т-р-р-р-р-р… в упоительную ночную симфонию, под которую так сладко и спокойно спится под бездонным волшебным крымским ночным небом, не чёрным и страшным, а светлым, сияющим и переливающимся разноцветными огоньками бесчисленных мириад больших и маленьких алмазов звёздных крупинок, бриллиантовая россыпь которых изредка дополнительно расчерчивается праздничным салютом падающих звёздочек. Заметив этот салют, я никогда не успевал загадать свои желания, видимо поэтому, они и остались там, в детских мечтах. Ах, как мечтается под этим волшебным небом в сладкой, предшествующей сну, дрёме… и уже не видишь, а только чувствуешь, как Жучок, тихонько позвякивая цепью, подходит пожелать спокойной ночи, норовя обнюхать и лизнуть от избытка чувств куда-нибудь в открытое лицо мокрым и шершавым языком… Чёрное море… Однажды, ещё в раннем детстве увиденное, навсегда приворожило к себе. Море, в любом своём состоянии – бурном, буйном штормовом или штилевом, подлизно-ласковом, или просто вальяжно- спокойном – всегда вызывает к себе неизменные чувства любви и уважения. Его непостоянство, внешняя ежесекундная обманчивая изменчивость и неторопливая загадочность и таинственность, никогда до конца не познаемых глубин, вызывает восхищение соединением, единством этих совершенно различных по духу стихий. Любовь к морю сродни первой любви: приходит и остаётся с тобой навсегда, независимо от того, вместе вы или нет. Но при встрече, эта любовь, зачастую безответная, каждый раз мгновенно вспыхивает, вновь и вновь, наполняя при встрече безотчётной, какой-то щенячьей восхищённой радостью, и светлой щемящей грустью при расставании." |
Re: Курилка. Часть 97
Цитата:
|
Re: Курилка. Часть 97
автор, Спасибо!!! Мне очень нравятся ваши эссе - про вино помню))) даже цитировала где-то))) Спасибо!
|
Re: Курилка. Часть 97
Ещё маленький кусочек на сон грядущий, Крым - он разный:
" Крымский июльский солнечный безветренный день. Середина дня, солнце в самом зените, температура на солнце градусов под сорок. Степь, не ровная и плоская, а холмистая и изрезанная частыми оврагами с крутыми стенками, часть которых и стала этими самыми ставками, куда нам взбрело в голову приехать. Пыльная грунтовая колеистая дорога по этим холмам и оврагам, местами щебёнистая и каменистая, а местами покрытая ровным слоем, толщиной в несколько сантиметров, нежнейшей горячей невесомой пыли. На выцветшем блёкло-голубом небе ни одного облачка, только слышно где-то там, в бездонной вышине, негромкое журчание невидимого, в колыхающемся мареве под имитацией порывов ветра, жаворонка. Да ещё там же, под невидимым жаворонком, в сизоватой дымке в гордом одиночестве неспешно кружит, раскинув неподвижные крылья, наверное, немало удивлённый увиденной картиной кобчик, маленький степной ястреб. Это вся видимая живность, если не считать ещё оглушительной разнообразной трескотни кузнечиков со всех сторон, бесчисленного роя противно пронзительно жужжащих небольших зелёных степных мух и двух взмыленных потных пацанов на горячей пыльной дороге. Картина, видимая кобчику с высоты, была та ещё: По этой степной просёлочной дороге, совершенно пустой и безлюдной в это время, по самой июльской жаре, обливаясь потом, облепленные, обезумевшими от такого неожиданного подарка судьбы и радостно и возбуждённо звенящими полчищами мух, медленно движутся два странных существа. Грязные, полностью покрытые тонким слоем мелкой, как пудра, серой пыли два пацана, пыхтя и отдуваясь, тащат в гору мопед на одном спущенном колесе. К мопеду привязаны бамбуковые удочки с длинными тонкими красными поплавками из гусиных перьев, большой сачок из мелкой частой сетки типа хамсерос на длинной палке, пухлый мешок (в нём сложены самодельные раколовки из той же самой сетки), на руле болтается тощий брезентовый рюкзак. Мопед и на надутых колёсах не особо транспортабелен в ручную, тяжёл он в холостом ходу, а так – ну просто тяжеленная глыба, кусок железа. Обессиленные пацаны уже не ругаются и не выражают никаких эмоций. Они молча затаскивают мопед на вершину очередного подъёма. Немного отдыхают и волокут его дальше, теперь вниз. Волокут потому, что мопед даже вниз не способен съехать самостоятельно на спущенном колесе и его приходиться, хоть и вниз, но всё равно толкать. Внизу они опять немного отдыхают и снова тащат свой сизифов камень вверх. И так все десять километров. В начале нашего большого пути мы ещё надеялись на встречу с каким-нибудь мирным деревенским трактором, у которого можно попросит помощи выбраться в обжитые места, но к середине пройденного пути эта надежда оказалась несбыточной и постепенно угасла. Я уже не помню, как мы добрались до асфальтированной дороги." |
Re: Курилка. Часть 97
Цитата:
|
Re: Курилка. Часть 97
Цитата:
|
Текущее время: 00:01. Часовой пояс GMT +3. |
©2006 - 2009, screenwriter.ru
Powered by vBulletin; перевод: zCarot