А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Прочитал эту статью и задумался, а насколько правильно мое видение русской истории, понимание русского человека. Мне кажется, что очень сильно давлеет над нами образ русского, как человека темного, с многовековой многострадальной и почти беспросветной историей.
Сейчас, когда все больше востребованны фильмы про нашу историю, корни, эта статья, одного из серьезнейших современных русских писателей, кажется мне чрезвычайно полезной. Привожу ее с небольшими сокращениями. |
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Слава этого фильма – и в Советском Союзе и за границей – надолго опережала его показ: потому что он был запрещён советской цензурой. Законченный в 1966, он появился сперва за границей в 1969, затем малыми дозами просочился на советские экраны – либо избранные, закрытые, либо вовсе уж глухо– провинциальные, где не опасались власти вредного для них истолкования. Так случайно я увидел этот фильм в Тамбове в 1972. (При малом фонарике, в тёмном зале, на коленях делал записи, а тамбовцы смеялись и протестовали, что мешаю, и кричали: «Да тут шпион! Взять его!» По советским обстоятельствам отчего б и не взять серьёзно?) С первого раза, да при звуке плохом, многого совсем нельзя было понять, и я искал увидеть фильм второй раз. И представился такой случай только в Вермонте в 1983, среди публики исключительно американской. И это последнее обстоятельство ещё яснее выразило несчастную судьбу фильма: направленный к недоступным соотечественникам, переброшенный валютной и пропагандной жаждой Советов на заграничные экраны, заранее прославленный западной прессой, – вот он протягивался три часа перед растерянной иностранной публикой (в перерывах друг другу: «вы что-нибудь понимаете?») как дальняя экзотика, тем более непонятная, что живой язык его, и даже с умеренным владимирским оканьем (а отчасти – и с советской резкостью диалогов), заменён скудными, неточными и нековременными, чужеродно-невыразительными английскими титрами. Публика смотрела в изрядном недоумении. И что одно только с несомненностью посильно ей было вывести: какая же дикая, жестокая страна эта извечная Россия, и как низменны её инстинкты.
Да и в Советской России удостоенные первые зрители этим выводом и обогащались: «ну да, в России и вс ег да т ак было». Но этот вывод авторы сценария (Тарковский и Кончаловский)и режиссёр Тарковский обязаны были предвидеть, когда затевали свою, не ими первыми придуманную, и не одними ими использованную, подцензурную попытку: излить негодование советской действительностью косвенно, в одеждах русской давней истории или символах из неё. За два последних десятилетия это уже целое течение в советском искусстве: осмелиться на критику режима не прямо, а дальним-предальним крюком, через глубину русской истории, или самовольной интерпретацией русской классической литературы: подать её тенденциозно, с акцентами, перераспределением пропорций, даже прямым искажением, но тем самым более выпукло намекнуть на сегодняшнюю действительность. Такой приём не только нельзя назвать достойным, уважительным к предшествующей истории и предшествующей литературе. Такой приём порочен и по внутреннему смыслу искусства. Обращение к истории – и право наше, и обязанность, это и есть утверженье нашей спасительной памяти. А допустимо ли обращаться к истории не со специальной целью изучения того периода, а для поиска аналогии, ключа, для ожидаемого подкрепления своей мысли, для сегодняшней своей цели? Надо думать: не недопустимо. Но при условии: относиться к историческому материалу как к заповедному – не вытаптывать его, не искажать ни духа его (даже если он нам чужд, неприятен), ни внутренних пропорций, ни ткани. (И – да не поступят с нами так же потом.) Но мы и истории повредим, и ничему не научимся у неё, если будем просто вгонять её в колодку сегодняшней задачи. А в применении к русской истории, и без того прошедшей полуторавековую радикальную революционно-демократическую, затем и большевицкую мясорубку, этот приём ведёт только к дальнейшему искажению нашего прошлого, непониманию его даже соотечественниками, а уж тем более иностранцами. И – сходное условие к использованию литературной классики. Выбирая персонажем двухсерийного трёхчасового фильма иконописца Рублёва, православного и монаха, авторы должны были понимать ещё до составления сценария: что ни собственно православия, ни смысла иконописи выше простой живописи (как сейчас и допущено в СССР) и ни, прежде всего, духа Христа и смысла христианства – им не дадут выразить. Что за все эти три часа ни одному православному не разрешат даже перекреститься полностью и истово, четырьмя касаниями. Ни во время грозного осаждённого богослужения (из лучших мест фильма), ни во время скудного молебна при освящении колокола, лишь скоморох один раз полностью крестится – но луковкой, закусывая, тем как бы плюя в крестное знаменье. И ещё есть в первой серии один почти полный крест – и тоже иронический. И князь-предатель, уж с таким мордоворотом, целует распятие, как не мог бы в присутствии митрополита, при всей своей черноте. (На всё это легко и естественно шёл Эйзенштейн в «Александре Невском», где ни перед битвой, ни даже при начале торжественного храмового звона не крестится новгородский народ, ни князь, – но ведь тот грубо выполнял социальный заказ режима.) И монашества тоже нельзя будет показать ни в каком высоком проявлении – ни в обете «отложить житейского обычая шатания», «терпети всякую скорбь и тесноту», ни в отказе от стяжания, от честолюбия, и вообще никак, – а только: за жеванием, в шумном скандале, да один раз неумело кладут поленницу, да встречены пошлой шуткой скомороха, да сделан один монах доносчиком. Итак, авторы сами выбрали путь: обронить собственно духовный стержень своего персонажа и времени, взамен натянуть ущербный ряд внешних признаков, – ради чего эта жертва? Если не ради колкого намёка на современность – то это и есть их истинное мнение о сути русского прошлого? Может быть и так. Похоже, что и так. Под Советами мы заброшены в такой бездненный колодец, что можно карабкаться годами по скользким отвесам, и самому себе и другим это кажется освобождением, – а мы всё ещё почти на той же глубине, в пропасти того же качества. Приняв такие жёсткие ограничения, сдачу наперёд, Тарковский обрёк себя не подняться до купола духовной жизни избранного им персонажа и XV века, – и ту высоту духовного зрения, христианской умиротворённости, светлого созерцательного миростояния, которою обладал Рублёв, – подменять самодельными слепотычными (на современный манер) поисками простейших, и даже банальных, моральных истин, зато понятных ущербно-интеллигентному зрителю советской эпохи. Или плоских (но намекающих) сентенций: Русь– Русь, «всё она, родная, терпит, всё вытерпит… Долго ли так будет?» – «Вечно». Подменена и вся атмосфера уже четыреста лет народно-настоянного в Руси христианства, – та атмосфера благой доброжелательности, покойной мудрости жизненного опыта, которую воспитывала в людях христианская вера сквозь череду невыносимых бедствий – набегов, сплошных пожогов, разорений, голода, налётов чумы, – заостряя чувство бренности земного, но утверживая реальность жизни в ином мире. (Даже дыхания той жизни в фильме нет нигде и ни на ком, ни даже на Рублёве, ни даже в сцене с умершим Феофаном Греком.) Вместо того протянута цепь уродливых жестокостей. Если искать общую характеристику фильма в одном слове, то будет, пожалуй: несердечность. Браться показывать главным персонажем великого художника – надо же этого художника в фильме проявить, – и проявить на вершинах его мироощущения и в напряжённые моменты творчества? Но Рублёв в фильме – это переодетый сегодняшний «творческий интеллигент», отделённый от дикой толпы и разочарованный ею. Мировоззрение Рублёва оплощено до современных гуманистических интенций: «я для них, для людей, делал», – а они, неблагодарные, не поняли. Здесь фальшь, потому что сокровенный иконописец «делает» в главном и высшем – для Бога, икона – свидетельство веры, и людское неприятие не сразило бы Рублёва. (А неприятия и не было: он был высоко оценен и понят и церковными иерархами, и молитвенной паствой, ещё при жизни вошёл в легенду и в ореол праведности.) Весь творческий стержень иконописной работы Рублёва обойден, чем и снижаемся мы от заголовка фильма. Художник-режиссёр именно этой сутью своего художника-персонажа не занялся. Конечно, мы не можем требовать, чтобы в фильме обсуждалось само мастерство и наука его, – но хотя бы нам почувствовать, что у Рублёва поиски идут на немыслимых высотах, когда иконописцу удаётся создать с немалых художественных высот русского XV века – ещё выше: произведение вечности. Создать в неожидаемых радостных колоритах – безмятежную ласковость, чувство вселенского покоя, свет доброты и любви, даже уделить нам свет Фаворский, и через икону таинственно нас соединить с миром, которого мы не видели. Не передав из этого ничего – режиссёр как бы обезглавливает своего героя. Правда, часть икон, уже в готовом виде, по-музейному показана под финал, и с медленной подробностью. Лишь единожды мы слышим разговор о проблеме изображения: как писать Страшный Суд? (При надуманной зачем-то ситуации, что многонедельная нерешённость западной стены не даёт вести росписи и нигде во храме. Кстати, владимирский Успенский собор показан вовсе не расписанным, тогда как живопись его лишь частью поновлялась Андреем и Даниилом.) А Феофан Грек в фильме – лишь, скажем, житейски-симпатичный. Очень плоский. И, в уровень со всем потоком фильма, мысли его тоже плоски (о предательстве апостолов, например). Фильм о Руси XV века невозможен бы был без чтения Священного Писания. И оно – читается несколько раз. Никогда – в церковной службе, в молитве; обычно – среди действия, чтение – за кадром, а в кадре какая-нибудь оживляющая картинка, – например, «Экклезиаст» идёт под жевание огурца. Тексты выбраны не в духовном внутреннем родстве с повествованием, с состоянием героя или всей Руси, и не места духовных высот и красот, а в тяжёлый (впрочем – издуманным эпизодом) момент Рублёва «наугад» открыт текст из послания к коринфянам и – именно внешние церковные регламентации, которые для современного зрителя звучат и вообще мелко-формально, а особенно неуместно в тот миг (цель режиссёра – снизить, высмеять также и весь текст?), а затем, чуть пролистнув апостола Павла, из того же послания взять мысли о любви – но уже приписать их Рублёву в свободном гуманистическом изложении и как бы в споре с апостолом. Но полно, XV ли именно это век? Это – ни из чего не следует. Нам показана «вообще древняя Русь», извечная тёмная Русь – нечто до Петра I, и только, а по буйному празднованию Ивана Купалы – так поближе и к X веку. Трактовка «вообще древней Руси» и наиболее доступна современному советскому образованному зрителю, в его радикальной традиции, а тем более западному зрителю понаслышке, – и получается не реальная древняя Русь, а ложно-русский «стиль», наиболее податливый и для разговорных спекуляций, смесь эпох, полная вампука. Но это – нечувственно к нашей истории. Как и у всех народов и племён, каждое десятилетие в нашем тысячелетии да чем-то же отличалось, а при близком рассмотрении – так порой и разительно. А эпоху, в которую живёт избранный нами персонаж, мы обязаны рассматривать близко и конкретно. Взятые десятилетия идут после Куликовской победы. Время жизни Рублёва, начиная с его возмужания (ему было к битве 20-25 лет), – это особенное время внутреннего (который всегда идёт до внешнего) роста народа к единству, к кульминации, в том числе и в культуре, это «цветущее время», напряжённое время национального подъёма, – и где же в фильме хотя бы отсветы и признаки того? Ни в едином штрихе. Тягучая полоса безрадостной, беспросветной унылой жизни, сгущаемая к расправам и жестокостям, к которым автор проявляет интерес натурального показа, втесняя в экран чему вовсе бы там не место. Тут жестокости, могущие быть во время неприятельского набега, и жестокости, произвольно и без надобности притянутые автором, из какого-то смака. Мало ему показать избиения, пытки, прижигания, заливку расплавленного металла в рот, волок лошадью, дыбу, – ещё надо изобразить и выкалывание глаз художникам: бродячий всемирный сюжет, не собственно русский, нигде на Руси не засвидетельствованный летописно. Напротив, должен бы автор знать, что дружины художников, и того же Феофана, и того же Рублёва, по окончании дела свободно переходили из одного храма в другой, от храмовой работы к княжеской или к украшению книг, – и никто им при этих переходах не выкалывал глаз. Если бы так уж глаза кололи – кто бы по Руси настроил и расписал столько храмов? Зачем же это вколочено сюда? Чтобы сгустить обречённую гибельность и отвратность Руси? Или (то верней) намекнуть на сегодняшнюю расправу с художниками в СССР? Вот так-то топтать историю и нельзя. Авторы сценария были почти не связаны реальными фактами малоизвестной жизни Рублёва – и это давало им большой простор выбора тем, сюжетов, положений. Но большой простор выбора – и бремя для художника, и многократно усиливает обязанности его вкуса и совести. Вернее было бы – стеснить себя самим, при скудости биографического материала – сузить этот простор вдвое, сосредоточиться на несомненной духовной истории Рублёва, прежде всего на бескорыстном выборе иноческой жизни («ничто держати, ниже своим звати» по уставу Спасо-Андроникова монастыря) как проявлении его духовной жажды и углублении иконописного внятия, «святого ремесла». Разумеется – право автора ничего этого не коснуться. Однако в поиске объяснить обет молчальничества приводится мотивировка совсем не христианская: обида на грешную действительность, на несовершенных людей – «с людьми мне больше не о чем разговаривать», эта обида на действительность скашивает фильменного Рублёва. Режиссёр делает шаг, но не по линии духовного гребня, а – подставить произвольную, очень уж смелую, и притом грубо-материальную, придумку: поместить Рублёва в набег 1410 года на Владимир, где он не был (ну пусть мог попасть в Андрониковом), заставить его там убить человека и в этом найти толчок к молчальничеству. Вымысел – слишком сторонний, противоречащий кроткому, тихому, незлобивому характеру Рублёва, как он донесен до нас преданием. Как можно изобретать такой небылой эпизод – и возложить на него главное духовное решение? (Противоречие и в том, что убийца не мог бы оставаться иконником.) |
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Долгое молчальничество Рублёва (из немногих точно известных о нём фактов) – не единично на Руси XIV-XV веков. Это был – из высших подвигов для очищения и возвышения души, «ум и мысль возносить к невещественному», гармонично замкнуть телесное состояние с душевным, создать в себе «внутреннюю тишину», подняться над средними впечатлениями окружающего бытия. Это был подвиг – непрестанной молитвы. Этой традиции был близок и Сергий Радонежский, и его заместник Никон, и основатели Андроникова монастыря, – всё окружение, откуда вышел Рублёв. Молчальником же стал и Даниил, учитель и пожизненный друг Андрея. И молчальничество Рублёва не было отшатом от иконописи, как это понимается по фильму, но – наивысшей сосредоточенностью к искомому Свету, стержнем творческого процесса. Лишь в современном образованском восприятии это молчальничество кажется непостижимо незаурядным, и Тарковский приписывает неприязненное к тому отношение окружающих, – а соотечественникам-христианам обет был совершенно понятен. (И так же легковольно автор в конце фильма освобождает Рублёва от обета, тоже вымысел.)
Да был ли Рублёв для режиссёра действительно центром внимания, целью раскрытия? – или только назвать собою эпоху и время, предлогом протянуть вереницу картин о мрачности вневременной России – такой, как она представляется современной образованщине? И автор создаёт непомерно длинный фильм, начинённый побочными, не к делу, эпизодами (половину киновремени они и забирают). Даниил Чёрный – никак не развит, почти не обозначен. Зато изобретен жгучий завистник Кирилл, и на большом протяжении ленты – мотив, настолько истасканный в мировом искусстве, зачем он здесь? и как грубо подан: за почёт «как собака буду тебе служить» (это ли дух иконописных дружин?), и тогда, мол, и платы за работу не возьмёт, – да какую такую плату авторы предполагают у средневекового монаха-иконописца? – они писали иконы в виде послушания, а заработанное на стороне всё отдавали своей обители. Кирилл обзывает свой монастырь «вертепом разбойников», произносит филиппики против монастырской жизни, таская стрелы из стандартного антиклерикального колчана, – и никто из братии не находится ему возразить, за ним – последнее слово. (И когда через много лет он вернётся в монастырь, то с покаянием поддельным, – лишь «дожить спокойно».) Скоморох. Вся сцена – только для украшения, для забавы. Вызывает большое сомнение, что их выступления преследовались уголовно, – скоморошество проходит по всему русскому фольклору как бытовая реальность. И ещё это – повод для истерической сцены скомороха в конце: «я десять лет сидел» из-за этого, мол, гада. Такие реплики (ещё: «упекут на север иконки подправлять») составляют поверхностную оппозиционную игру фильма – но разрушают его по сути. Ночь под Ивана Купалу. Может быть, погоня за выгодной натурой, просто картинки? филейные кусочки? Может быть, лишний повод показать невылазную дикость Руси. (И невероятно, чтоб в оживлённом месте Московско-Суздальской Руси такое сохранялось до XV века. У Даля, где много помянуто древних обычаев, под Купалу – кладоискание, разрыв-трава, – да.) И во всяком случае – опять длинный уводящий эпизод (не без очередной пошлой шутки о распятии и воскресении). А когда таких эпизодов много – то это оглушает бессвязностью, потерей собственно стержня в фильме. Ещё длинней, ещё более затянута и так же притянута сбоку отливка колокола. И этот кусок – его уже эпизодом не назовёшь – сильно сбит на советский судорожный лад. Сперва – неубедительно запущенные поиски глины («до августа», в предыдущем эпизоде «июнь», – так и не говорили-то на Руси, языковая фальшь: все отсчёты времени и сроки назывались по постам, по праздникам, по дням святых), потом такая же неубедительная находка глины, потом типично-советская спешка и аврал – не укреплять формы! каково! – и старые литейщики покорно подслуживают в этой халтуре самозванному мальчишке – и звенит надрывный крик, совсем как на советской стройке, – и в чём тут мораль и замысел авторов? что, для серьёзного дела и знать ничего не надо? лишь бы нахальство – и всё получится? и вот на такой основе происходит возрождение Руси? Затем, разумеется, обрезан молебен, обрезано и само освящение: что освящается колокол сей «благодатью Пресвятаго Духа», – этого, разумеется, нет, а покропили водичкой, и халтурный колокол загудел. И Рублёв, этот ещё при жизни «чюдный добродетельный старец», «всех превосходящий в мудрости», находит своё излечение и вдохновение у груди истерически рыдающего пацана-обманщика. И какое ж во всём том проникновение в старую Русь? А – никакого. Автору нужен лишь символ. Ему нужно превратить фильм в напряжённую вереницу символов и символов, уже удручающую своим нагромождением: как будто ничего нам не кажут в простоте, а непременно с подгонкой под символ. Да, так главный же символ, пережатый до предела: юродивая дурочка-Русь за кусок конины добровольно надела татарскую шапку, ускакала татарину в жены – а на татарской почве, разумеется, излечилась от русской дури. Никак не скажешь, что эта дурочка родилась из неразгаданной биографии Рублёва. Так что ж – присочинена как зрительно выгодный аксессуар? Или как лучшее истолкование русского поведения в те века? и в наш век? И ещё же символ: символический пролог, с воздушным шаром. (Да не поймёшь сразу, что это – пролог, хотя бы отделили ясно. При первом прогляде я всё искал связь, не нашёл: о чём это было, к чему? кто летел? куда торопились? какие ещё татары на них бежали?) А оказывается, это – символам символ: от христианства мы видим – ободранную (по-советски, и креста на ней не видно) колокольню, и то в качестве парашютной вышки. И шар-то могли сляпать только по халтурке (как и колокол). И удел наших взлётов – тотчас брякнуться о землю, этому народу не судьба взлететь. И ещё же символ – дождь! дожди! да какие: все предпотопные, невероятные, впору сколачивать Ноев ковчег. Этим дождём – и жизнь побита, и те бессловесные кони залиты, и те рублёвские фрески смыты, – ничего не осталось… Октябрь 1983 ДОБАВЛЕНИЕ (май 1985) С тех пор А. Тарковский неоднократно отрицал, что в фильме «Андрей Рублёв» он хотел критиковать советскую действительность эзоповым языком. «Я отметаю совершенно это объяснение моей картины» («Форум», 1985, № 10, с. 231). Но такое объяснение было сделано мною в наилучшем предположении для Тарковского: что он – фрондёр, который, однако, в приёме аналогии, неосторожно обращается с русской историей. Если же, как говорит Тарковский (там же): «Я никогда не стремился быть актуальным, говорить о каких-то вещах, которые вокруг меня происходят», – то, стало быть, он и всерьёз пошёл по этому общему, проторенному, безопасному пути высмеивания и унижения русской истории, – и как назвать такой нравственный выбор? Да он тут же, рядом, и пишет: «Художник имеет право обращаться с материалом, даже историческим, как ему вздумается, на мой взгляд. Нужна концепция, которую он высказывает.» Что ж, если так – художники останутся при своём праве, а мы все – без отечественной истории. |
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Эка засорили!
|
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Это вы об объеме выложенного текста или о теме статьи?
|
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Об объеме. Сорри, если задел.)
|
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Цитата:
Цитата:
P.S. Недавно говорил с одним историком-студентом - он мне объяснял, что в старину русские князья не воевали между собой, а договаривались - ведь это разумно и правильно, а если и воевали, то только зимой, чтобы посевы не повредить - ведь это логично. Это студент пишет - будущий историк. Уж он вам напишет про корни и истоки. Ждите! |
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Критические замечания к фильму - это дело Солженицына. Его колокольня, пусть с неё плюёт, в кого хочет.
Одно замечание общего характера хотелось бы прокомментировать. Цитата:
|
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
«все сие есть блажь заморская, антихристова лжа…» (с)
|
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
А кто из людей однозначен? Мы что ли с вами? Творческие люди, по-моему, как никто, неоднозначны.
Вы знаете, Граф, я мнение свое не менял, а увидел в этой статье сформулированные мысли, которые нашли отклик в моей душе. Я согласен с вами, что для Солженицына эта статья была больше мыслями об обустройстве России, чем непосредственно критикой фильма. Это было его дело и право. Но меня лично больше заинтересовало то, о чем вы не упомянули, не знаю намерено, или нет. Скорее думаю, нет. Статья-то о духовности. О том, что фильм сделан бездуховно. Ведь речь идет в первую очередь не о художнике Тарковском, или художнике Солженицыне, а о художнике Андрее Рублеве. "Тарковский обрёк себя не подняться до купола духовной жизни избранного им персонажа и XV века, – и ту высоту духовного зрения, христианской умиротворённости, светлого созерцательного миростояния, которою обладал Рублёв, – подменять самодельными слепотычными (на современный манер) поисками простейших, и даже банальных, моральных истин, зато понятных ущербно-интеллигентному зрителю советской эпохи. Или плоских (но намекающих) сентенций: Русь– Русь, «всё она, родная, терпит, всё вытерпит… Долго ли так будет?» – «Вечно»." "Художник-режиссёр именно этой сутью своего художника-персонажа не занялся. Конечно, мы не можем требовать, чтобы в фильме обсуждалось само мастерство и наука его, – но хотя бы нам почувствовать, что у Рублёва поиски идут на немыслимых высотах, когда иконописцу удаётся создать с немалых художественных высот русского XV века – ещё выше: произведение вечности. Создать в неожидаемых радостных колоритах – безмятежную ласковость, чувство вселенского покоя, свет доброты и любви, даже уделить нам свет Фаворский, и через икону таинственно нас соединить с миром, которого мы не видели." "Браться показывать главным персонажем великого художника – надо же этого художника в фильме проявить, – и проявить на вершинах его мироощущения и в напряжённые моменты творчества? Но Рублёв в фильме – это переодетый сегодняшний «творческий интеллигент», отделённый от дикой толпы и разочарованный ею. Мировоззрение Рублёва оплощено до современных гуманистических интенций: «я для них, для людей, делал», – а они, неблагодарные, не поняли. Здесь фальшь, потому что сокровенный иконописец «делает» в главном и высшем – для Бога, икона – свидетельство веры, и людское неприятие не сразило бы Рублёва. (А неприятия и не было: он был высоко оценен и понят и церковными иерархами, и молитвенной паствой, ещё при жизни вошёл в легенду и в ореол праведности.)" И лично мне взгляд Солженицына, на этого легендарного человека, ставшего главным героем фильма, ближе, чем взгляд Тарковского. И свои фильмы, если они будут на подобные темы, снимал бы я именно с таким взглядом. По поводу вашего нежелания жить в той России, какой представлял ее себе писатель (по-моему, это небольшое произведение с довольно общими мыслями), я думаю, что вы, наверное, и в сегодняшней, жить не хотите. Если это так, то я, как ваш сверстник, это отчасти понимаю. Для сегодняшнего интеллигентного человека, воспитанного и образованного, наверное, все происходящее вокруг напоминает «театр абсурда» с пошлой пьесой. И такой человек, вряд ли хочет иметь что-то общее с происходящим. А скорее, если он не нашел пути к своей внутренней духовности и умиротворению, находится в разочаровании и ищет ему выход в саморазрушении, моральном и физическом (растянутом самоубийстве). А, может и нет, дай Бог, чтоб нет)) |
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
По-моему, те "мерзости", о которых вы пишите, в свете духовности Рублева должны выглядеть убого и отвратительно, а не как в фильме, вроде, так и должно жить на Руси.
И фильм сделан таким бездуховным также ненамеренно. Просто он в какой-то мере отразил внутренний мир сценаристов и режиссера, на том этапе их жизни. А наши комментарии отражают наш внутренний мир. "Под Советами мы заброшены в такой бездненный колодец, что можно карабкаться годами по скользким отвесам, и самому себе и другим это кажется освобождением, – а мы всё ещё почти на той же глубине, в пропасти того же качества." Что касается «думающих о России», вы, наверное, тут имеете в виду недалеких радикалов, и «слышащих звон, да не знающих где он»? Так я, спешу вас успокоить, к ним не отношусь. Хотя ко вторым, моментами, примыкаю, но быстро отстаю)) Мне не хочется с пеной у рта кричать «как я Родину люблю». Хотя свою Родину – Колыму, я не видел больше 20 лет и на расстоянии очень ее люблю. Но если представить что наша страна - это наш дом, в котором мы живем, так почему мы должны не любить его? Даже если в нем, что-то не так как нам хотелось? Что, мы должны его разрушать? Разливать в нем помои? Или третировать своих близких? А если, предположим, вдруг, сосед говорит мне что, твой дед был алкоголиком, а бабушка падшей женщиной, а я знаю, что дед мой красавец Кронштадтский моряк капитан 2 ранга, а бабушка православная учительница, то почему я его должен слушать? Даже если где-то в жизни они и оступались, мне это не интересно, как и моим будущим детям. Касательно «жаждущих, чтобы им показали красивые и духовные "корни" и "истоки", такие чтобы запад обкакался от зависти», то в этом я также вижу больше положительного, чем отрицательного. Это, если не брать крайние формы, здоровый дух соревнования. Мы ведь пока живем не в государстве «планета Земля» (хотя я б лучше жил в таком), а каждый в своем отдельном государстве. И по многим моментам наши государства соревнуются. Так почему вы принижаете естественное (идущее из человеческой природы) желание людей (граждан этих государств), сделать что-то лучше, чем другие, быть первыми в той, или иной области, выигрывать в соревнованиях, быть победителями? О войне я в последнюю очередь, будь она проклята. Но при надобности и в ней тоже. Но как по мне, намного приятнее соревноваться в искусстве, бизнесе, спорте и т.д. И почему мы должны верить, что ничего этого делать не можем? |
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Цитата:
У меня на слово "духовность" вообще стойкая аллергия. Солженицын мог иронизировать над "ущербно-интеллигентным зрителем советской эпохи" (с неясными, впрочем, основаниями) и его истинами. Но сейчас куда уместнее иронизировать скорее над примитивной декларативной духовностью. Не духовен Рублев Тарковского? Не так выглядит. Как он выглядел и что думал, этого вообще никто не знает на самом деле. Он мог быть жутким мизантропом, к примеру. Мысль, что художник-иконописец благостен, блаженен и мыслью к богу обращен - это клише. Художник может и клише обыграть так, чтобы это не казалось пошлым (а религиозная тема наиболее опасная в этом плане - шаг в сторону и начинается похабщина, не очевидная, впрочем, большинству), но благостные герои неинтересны и Тарковский никогда бы не стал снимать такого Рублева. Солженицын хотел, чтобы Тарковский сделал что-то наподобие байопиков, которые снимали раньше в Голливуде - например про Микеланджело, Франциско Ассизского. Это были хорошие фильмы. Но по старомодному одномерные, предназначенные для школьного возраста. Тарковский снимал не исторический или религиозный фильм и не биографию, да и не мог снять, даже если бы хотел, потому что нет настолько хорошего и точного жизнеописания Рублева. То есть что не изобрази - это фантазия, в целом. И претензии Солженицына сводятся к тому, что фантазия Тарковского не отвечает представлением Солженицына о Рублеве, иконописцах, духовности и тому, как все это надо снимать вообще. Как снимать нужно по его мнению - я представляю. Но такой фильм был бы неинтересен ни мне, ни Тарковскому. Духовность вообще вещь такая... Чем больше о ней говорят и показывают, тем меньше ее остается. Потому что духовность заключается не в вере, молитвах, крестном знамении, символах и смирении, она в отношении человека к тому, что происходит вокруг него. И нет ничего духовного в умиротворении, если оно приходит через заученное смирение или затверженную молитву. Тарковский снимал фильм не об иконах. Именно потому что будучи человеком не менее духовным чем Солженицын и художником он не мог быть умиротворен и не мог снимать благостную картинку, когда то, что он чувствовал в данный момент требовало от него совсем другого. И именно поэтому то что он снял - было духовно. Куда духовнее, чем жизнеописание иконописца. Даже если он чем-то пренебрег, а что-то исказил. Солженицын почему-то не мог этого понять, хотя должен был бы. Цитата:
Цитата:
Цитата:
Цитата:
А что касается Бога и его помощи... С его стороны было бы помочь тем из верующих в него, кто явно обделен умом, а таких очень много. Я лично прекрасно обхожусь без помощи Господа и уверен, что он на меня не в обиде за эти слова (это было бы слишком мелко с его стороны). |
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Цитата:
Цитата:
Цитата:
А почему я принижаю?... Знаете, когда задают такие вопросы диалог продолжать бессмысленно. Если из всего что я сказал вы сделали такой вывод, то он сам по себе служит ответом на ваш вопрос. Потому что! Потому что когда люди вроде вас начинают удовлетворять свое "естественное" желание сделать что-то "лучшее для родины", то они как правило ограничиваются тем, что объясняют таким как я как надо любить родину и что там с вашей точки зрения естественно и неестественно. При этом людям, которые действительно позорят родину (в том числе и религиозным придурковатым фанатикам) вы никаких вопросов не задаете - с ними все в порядке, родину любят, а если и перегнут палку - ничего страшного. Я человек умный и независимый. Для меня естественно презирать всякий пафос - все эти корни-шморни, истоки-стоки тем более, что я вижу во что это выливается в России сейчас. И фашиствующее православие и какие-то неоязычники с липовыми "ведами" и коммунисты-сталинисты и все твердят о родине и корнях. И каждый тебе объясняет кто ты и сколько ты должен гореть в аду/сидеть в тюрьме или куда тебе нужно уехать, если ты не любишь свою родину... А люди вроде вас примечательны тем, что даже если их не поддерживаете, то никогда эту сволочь не осуждаете, зато всегда готовы задать мне вопрос - "почему вы принижаете...?" Потому что не уважаю примитивной гордости за страну, основанной на бабушкином православии и дедушкиных орденах, храмах и старых победах, спортивных достижениях и Пушкине (ко всему этому "гордящиеся", как правило, никакого отношения не имеют). Для умного независимого человека естественно вообще не слишком ассоциировать себя со страной и чужими достижениями. И думать в первую очередь не о детском наборе символов, а о том, что представляет она с точки зрения отношения к личности, к ее правам. Сейчас, здесь, а не "пицот" лет назад, при царе Горохе, как бы он храбро не бил врагов отечества. Если страна пренебрегает личностью и ее свободами в угоду религиям и идеологиям, если в ней популярны такие религии и идеологии и существует на всех уровнях явная ностальгия по временам, когда они господствовали (и сопутствующие всему этому шовинизм и поиск врагов), то для меня естественно по этому поводу беспокоиться. Потому что это угрожает мне и той части государства и общества которую я представляю. Да, конечно, все эти тенденции прикрываются и оправдываются былыми победами, памятью о прошлом, традициями, бабушками, дедушками, племянниками, кошками и т.д. Поэтому у меня на дедушек такая же аллергия, как и на духовность. Я слишком часто слышу подобные вопросы, и чаще всего в более агрессивной форме "почему вы так не любите нашу страну, почему вы не уедете отсюда!". Если неприязнь к пафосу выглядит "неестественно", то значит в обществе что-то не так. Того и гляди получу по морде - уже обещали не раз. Кстати, православный грозился - студент семинарии за Кураева обиделся. А я такой человек - когда мне угрожают мне как-то сразу становится плевать на страну, ее подвиги и соревнование. Соревнуются они! Не смешите! И я не могу любить дом, где мне регулярно объясняют, что я предатель, больной, дурак и "п....с", а вот Ваня Иванов - религиозный слабоумный инвалид войны с кучей таких же придурковатых детишек, любитель Сталина, Путина и Михаила Круга - хоть и глуп, но обладает душой и истинный сын своего народа. Сыт я этим по горло. |
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Тарковский, наверное, художник, но фильм этот (и Зеркало) смотрятся - тяжко. С о Сталкером уже по-легче чуток, но в общем... Даже не дочитав до конца Солженицина, соглашусь в одном, но важном - в фильме о Рублеве должны креститься.
Не помню как там было, но верю тут Солженицину - что не крестятся. ------------ История не есть наука История - это интерпретация фактов истории ----------- Вполне возможно снимать фильм на историческую тему - без никакого желания - проводить аналогии с днем сегодняшним. Почему это должно быть обязательным условием - совершенно не понятно. И тут Солженицин тоже прав. Хотя в общем то я Солженицина не очень люблю и считаю, что его литературный талант порядком преувеличен |
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Цитата:
Цитата:
Цитата:
|
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Граф Д,
Цитата:
|
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Граф Д, вы бы не могли связаться со мной? мой адрес: kino-2006@ya.ru
|
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
сэр Сергей,
Взял на себя труд прочитать Архипелаг Гулаг. Не согласен я с Вами. Думал не осилю чтение. Но, читается очень легко. Писательский стиль отличный у Солженицына. |
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Цитата:
|
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Цитата:
|
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Цитата:
|
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Цитата:
|
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Вячеслав Киреев,
У нас с Вами может получится спор а-ля профессора Пильмана и Ричарда Нунана. Типа, один говорит, что пришествие - это беда человечества, а другой утверждает, что если "оно" имеет место быть, то последствия нужно использовать в своих целях, которые могут обернуться во благо, а могут во зло. И здесь могут быть два мнения. все мы понимаем, что прошлое не вернуть. Однако, вы можете согласится, что если у народа постоянно подрубать корни, то ничего хорошего для этого народа не происходит. Народ лишается самоопределения, а стало быть становится зависимым. Сейчас постоянно говорят, что мы, де, ото всех зависим. Что нет национальной идеи, нет духовной жизни, поэтому все наши беды, поэтому люди, как звери, нет патриотизма. Когда показывают суррогатных патриотичных героев, все эти современные "великие фильмы о великой войне", никто в них не верит. Потому, что после всех этих экспериментов уже непонятно, вернее понятно другое, на чем вся система держится. Это реальность и нам в ней жить. То, что народу удобней в этой ситуации оставаться темным, и только лишь правильно рефлексировать, чтобы уберечь свою шкуру и набить кишки, вот это правда. Но, поставить раком сейчас здесь могут любого. Это факт. Честь пор боку. От сюда и соответствующее уважение друг к другу и человек человеку - волк. |
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
История штука не простая. Русская история состоит из мифов, которым сотни лет. Например, норманнская теория. А евроейская состоит из мифов, которые выгодны европейцам. Миф о прекрасной Франции начала 17 века - изобретение Дюма и его соратников. Миф хорошо продается, экранизируется, чего еще надо.
А настоящий Париж того времени был деревянный, с обилием крыс, с дерьмом текущим по улицам и человеческим и лошадиным. Поэтому придумали портшезы, чтобы богатые люди в дерьме обувь не пачкали. Или реальный факт, когда Цезарь завоевал Галлию, из 3 млн. человек 1 млн. был убит, 1 млн. был обращен в рабство. Но кто об этом знает? Не нужны такие факты Европе, вот про них мало кто знает. А то, что рашкинская интеллигенция (как и все в Рашке) не имеет европейского мышления, это всем известно. так и мифы она придумывает такие, которые не продаются. Если вы покажете кровь и дерьмо, кто будет это смотреть? А вот миф про героический Запад, населенный стрелками, бандитами, полудикими испанцами, дикими кровожадными индейцами имел спрос на протяжении все 20 века. Представляю, какими были бы вестерны в изображение рашкинской соплежующей интелленгенции - куча дерьма, крови и соплей об истребление индейцев, кроваво-дерьмовые драмы о бандитах и т.д. Ну не могут придумывать в России мифы, которые хорошо продаются. Что ни дай, все получится с дерьмом, как "Щелкунчик" у Кончаловского. |
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Цитата:
Вот, например, миф о Вольфе Мессинге... Куда уж красивее. |
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
ЕгорМолотов,
Я ничего из ваших мыслей не понял, кроме, что вы презираете интеллигентных людей и, по вашему, куда не ткни - одно кругом говно кругом. Интересно, о себе вы какого мнения? |
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Валерий-М,
Да их давно уже продали за жвачку. Вы песни Красной плесени про буденовку слышали? |
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Цитата:
|
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Валерий-М,
Так я напою: И нашелся предатель подлый - Пионер потерявший бдительность. Он за пачку жвачки Буденовку Иностранцам проклятым выменял. На самом деле, пионера можно понять. Продешевил только с горяча. Время такое было. Я так думаю, дали бы людям чего-то построить здесь. А то опять начнут за жвачку иностранную сажать, которую за Буденовку выменяли. Мой друг недавно лишился гаража ракушки и сетовал, что за оформление этой ракушки два года назад платил 6000 рублей. Пришли нового хозяина, тот взял и ракушки и посносил. Этот пример фигня в сравнении с теми историями, когда люди свой бизнес теряли, в который вложили всю свою жизнь. Чичваркина вспомните. |
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Санчес, я с Вами по этим вопросам полностью солидарен! Мне, после прочтения "Гулага" стало более понятно то, что происходит с нами сегодня. Я бы сказал что мы родом из Гулага. И может быть в этом есть уникальный опыт нашей нации? Я не знаю, в средние века и вообще в мире такого не было, по моему то, что происходило в России это уникально. Это совершенно оригинальный сплав. Людей, народов, отношений с государством. Лучше сказать с государствами, которых за последние 100 лет уже было несколько.
Один культурный слой уничтожили во время революции. Начали ставить невиданный социально-политический эксперимент, потом репрессии, война. Создали советскую культуру, определили мораль, этику. Тоже уничтожили. Что имеем сейчас? По моему, за небольшими исключениями, пародию на Запад в фаворе и осколки реальной нашей культуры "в загоне". Но ничего, я думаю прорвемся! Мне кажется надо брать западные технологии и наполнять их нашим материалом и смыслом. И это будет нормально и интересно. |
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Санчес,
Цитата:
Интеллигенция, по сути, - антисистема. Подобно вирусу, убивающая общество, народ и страну. На вирус нельзя злиться. Вирус нельзя презирать. Это, просто. бессмысленно. Потому что вирус, просто не может иначе. Он для иного существования не приспособлен. Против вируса надо искать вакцину для прививки еще здоровых и иммуноглобулин для лечения заболевших... |
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Цитата:
|
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Цитата:
|
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Цитата:
Что создала Россия? Массы западных зрителей ничего не знали о "Броненосце Потемкин", этот миф создала просоциалистическая леволиберальная интелигенция 20х годов в Европе. Поверьте мне, кинематограф Германии 20х годов сейчас оценивается профессионалами намного выше, чем потуги совесткой России. А потом все. Более успешен был Бондарчук с "Войной и миром", тут и масштаб и работа режиссера выдающаяся и плюс опора на книгу Толстого, которого все-таки на Западе знают. Единичный случай. Дальше все. Кое-кто в Голливуде знает Тарковского (но это не для масс) и все. так что создать миф, известный всему миру, российской интелигенции так и не удалось в кинематографе. Что о свидетельствует о ее крайне невысоким уровне. Я не российский интеллигент, я как - то выше этой невнятной массы. |
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Цитата:
|
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Цитата:
|
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Цитата:
|
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Броненосец Потемкин, извиняюсь, какого года выпуска фильм? Чего Вы все хотите продать то, что уже работало столько лет? Тем более, что за той идеей в реале и, особенно, в нашей стране - родине этого фильма ничего не стоит. И к чему говорить, что наш советский кинематограф не дал миру ничего, когда сами приводите примеры таких шедевров, как "Война и мир". Понятное дело, что победившая в мире идея продвигает продукты ей созданные. Это кое что объясняет, не так ли?
|
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Афиген,
Сравните стиль изложения Солженицына с кем-нибудь из современных публицистов. Приведите мне более удачный пример. Может, по Вашему, Минаев со своим "Медиасапиенс"? Или кто там еще.... |
Re: А. Солженицын о фильме Тарковского "Андрей Рублев"
Санчес,
Цитата:
|
Текущее время: 18:21. Часовой пояс GMT +3. |
©2006 - 2009, screenwriter.ru
Powered by vBulletin; перевод: zCarot