По лестнице мужик тащит наверх за ногу бабу. Баба башкой считает ступенюшки, её глаза раздумчиво смотрят в небеса. Кажется. она думает о вечном, о нравстенности и морали. Но она не может думать. Она - резиновая.
Мужик тащит, и на лице его тоже задумчивость и размышления.
- На фига, - как бы спрашивает он сам себя.
Он весь в себе, внутри себя и не замечает косых взглядов прохожих, не слышит откровенного юного смешка пробегающих голоногеньких гимназисточек, которых провожает хищным взглядом встречный педофилище, не видит сожалеющего взгляда леди бальзаковского возраста. который как бы говорит ему: - Ты чё. мужик? Зачем тебе эта гондониха? Вот я живая настоящая и одинокая....
Но он не видит ничего. Он продолжает свой философский путь наверх, и смена встречных лиц, их выражения и рекация на странного прохожего не дает зрителю уснуть.
Наконец мужик достигает вершины. останавливается. Оборачивается назад. смотрит вниз. смотрит на резиновую бабу, как будто впервые видит её. Или не впервые. но думает - что с ней делать. Чужая душа ведь потемки, поди разбери. Ещё размышляет. Потом даёт ей хорошего пендоля, и надувная штука летит. летит вниз....
Мужик разворачивается и тоже идёт назад. вниз.
Седой старик чукча, начитанный и в очках, видев эту сцену, тихо заключает:
- Сизиф, однако....
|