[Казядабочный Забубырник]

Мне это показалось показательным. Просто дежа вю какое-то.

Тем не менее, сам он (Додд) требует широчайшего применения аллегорического метода истолкования Библии, не скрывая притом того, что он рассматривает этот метод как единственное средство уйти от библейских противоречий и неувязок: «В некоторых случаях, — говорит Додд, — мы применяем символизм, и понимание этого факта может вывести нас из многих затруднений»[69]. А так как символизм «может вывести из затруднений», то есть смысл признать, что он «глубоко заложен в самой структуре библейской мысли»[70]. После этого автору уже можно пуститься в «свободное» плавание по волнам символизма, свободное в том смысле, что автор не считает себя связанным ничем: ни требованиями логики и здравого смысла, ни требованиями исторической истины.

К аллегорическому или символическому истолкованию Библии Додд прибегает и в вопросах морали. Он приводит библейский текст, в котором пророк Самуил от имени бога приказывает царю Саулу: «Теперь иди и порази Амалика (и Иерима), и истреби все, что у него… и не давай пощады ему, но предай смерти от мужа до жены, от отрока до грудного младенца» (1Цар.15:3). Казалось бы, совершенно ясное приказание, тем более, что дальше рассказывается, как оно было выполнено и как Саул «народ весь истребил мечом» (1Цар.15:8), но при этом оставил в живых царя амаликитян Агага, что вызвало страшный гнев бога и его пророка. Но для Додда не существует очевидности. Его «нравственное чувство возмущается» при нормальном истолковании этого библейского текста, обнаруживающего бесчеловечность ветхозаветной морали. Он признает, что, когда такие библейские предписания принимаются людьми всерьез, они «имеют катастрофические последствия для моральных решений и действий христиан»;

Что же, выходит, надо признать, что Библия вдохновляла самые жестокие и бесчеловечные нравы в истории человечества?! Защитник религии, конечно, не может пойти на такое признание. Оказывается, все надо понимать совсем по-другому, чем сказано в Библии. Амаликитяне — совсем не амаликитяне, женщины и дети — вовсе не женщины и дети; люди, которых бог приказывает беспощадно истреблять — не люди, а «духовные силы зла», находящиеся в нашем сердце; с ними мы находимся в непримиримой борьбе и должны их уничтожать. «При таком восприятии, — утверждает в заключение хитроумный богослов, — все повествование не только становится безвредным, но приобретает назидательность»[74].