Кому нужен режиссер

[сэр Сергей]

Вот, собственно, встретил в комментариях конкурса рассуждения о том, что некий сценарий – шпаргалка для оператора. Интересно, откуда автор взял, что сценарий, даже подробный, может быть шпаргалкой?! Операторы – совершенно особая каста! Профессионал никакими шпаргалками не пользуется, для него, даже раскадровка, как правило, лишь руководство к действию! Операторское искусство – это, нечто совершенно особенное. Кто сказал, однако, что драматургия не может быть монтажной?! В конце концов, монтаж в кино и на ТВ главное выразительное средство. Иногда, актеру вообще ни чего играть не надо – монтаж все сделает за него. Но, главное не в этом! Монтажность – вот главный принцип кинематографического мышления. Монтаж начинается уже на уровне сценария. Режиссер, лишь, подхватывает эстафету автора. Вот, если хотите, цитата Михаила Ромма, лучше него, пожалуй, и не скажешь: «Монтаж — отбор и сопоставление — нужен в кино еще и потому, что нельзя убивать зрителя насмерть, нельзя его перегружать. Он должен выйти с картины, продолжая размышлять без ощущения, что он перенасыщен, переполнен, подавлен, раздавлен материалом; он должен выйти, еще «переваривая» картину. Как говорят французы, с хорошего обеда надо уходить чуть-чуть голодным, ни в коем случае не нажираться так, как нажирались в свое время москворецкие купцы,— что дышать нельзя. Так же и в искусстве. С хорошей картины зритель уходит с некоторым сожалением, что она кончилась. Ему кажется, что он мог бы смотреть еще и еще. Но автор знает, что если заставить зрителя смотреть еще, то через десять минут насытится настолько, что больше уже не захочет смотреть.» Не работа сценариста – продумывать монтажное решение фильма, но, если монтаж на уровне, хотя бы, пространства и времени, в сценарии напрочь отсутствует, читаешь и думаешь, о том, что придется все придумывать самому, это сознание, конечно, тешит самолюбие, но…. Однако, Ромм, как известно, настаивал на том, что монтажное мышление появилось задолго до кинематографа. Позволю себе еще одну цитату: «Вот пример монтажной фразы, композиционно построенной Пушкиным на беспрерывном укрупнении кадров («Медный всадник»).
«Тогда, на площади Петровой (общий план площади),
Где дом в углу вознесся новый (часть площади),
Где над возвышенным крыльцом (средний план)
С подъятой лапой, как живые,
Стоят два льва сторожевые (еще крупнее),
На звере мраморном верхом,
Без шляпы, руки сжав крестом,
Сидел недвижный, страшно бледный
Евгений...» (все крупнее и крупнее).
Последние три строки можно прочесть и как одно укрупнение Евгения и как несколько его укрупнений, но, во всяком случае, как видите, в этом отрывке идет беспрерывное укрупнение кадров, камера скачками приближается к Евгению. Кадры этой монтажной фразы продолжают укрупняться и дальше:
«...Он не слыхал,
Как подымался жадный вал,
Ему подошвы подмывая,
Как дождь ему в лицо хлестал,
Как ветер, буйно завывая,
С него и шляпу вдруг сорвал».
В этих строках Евгений рассматривается уже в ряде крупных планов. И, наконец, вся фраза заканчивается самым крупным планом — глаз Евгения:
«Его отчаянные взоры
На край один наведены
Недвижно были».
Таким образом, эта монтажная фраза от общего плана захлестнутой наводнением площади, через цепь укрупнений доходит до плана глаз человека. Глаза — это заключительный кадр фразы. После глаз идет сразу скачок на самый общий план того, что видит Евгений и что относится уже к следующей монтажной фразе:
«...Словно горы,
Из возмущенной глубины
Вставали волны там и злились...»
На этом примере ясно видна продуманная архитектоника монтажной фразы.» Много раз перечитывал Ромма, брал Пушкина, Толстого… размышлял…. Удивительно! Они, действительно, мыслили зримыми образами…. Вот, уж, где шпаргалка, так шпаргалка!