Re: Статья, сценарии, эксперимент
В тему эксперимента из интервью А. Миндадзе:
Цитата:
CL: Согласны ли вы с распространенным мнением о том, что в настоящий момент и российский, и мировой кинематограф переживает кризис идей?
АМ: То, что я наблюдаю в современном кино, — это, скорее, некое затишье. Сейчас очень осторожно реализуют идеи, которые по сути уже все давно придуманы и реализованы. Даже то, что кажется новым, даже то, что можно назвать продвинутым кино, — это все весьма вторично по отношению к тому, что когда-то на моих глазах придумывали и реализовывали другие художники.
CL: Перед ВГИКом вы успели поработать секретарем в суде, и эта тема возникала во многих ваших фильмах, созданных в тандеме с Вадимом Абдрашитовым. Наличие жизненного опыта и знаний в какой-то узкой сфере— может быть, в этом и есть спасение от идейного кризиса?
АМ: Подобные знания для сценариста абсолютно необходимы. Хорошо, что раньше во ВГИК нельзя было поступить, не имея рабочего стажа. Сейчас это, наверное, звучит очень странно, но ты действительно должен был сначала отработать полтора-два года, каким-то образом не угодить в армию и только потом поступать.
У человека, обладающего некими знаниями — где-то работал, где-то служил, — безусловно, есть преимущества. Ведь до того, как ты получше узнаешь самого себя (что происходит, как правило, уже в зрелом возрасте), приходится пользоваться лишь этим маленьким кусочком жизненного опыта. Максим Горький ведь не зря призывал «идти в народ». Знание жизни иной раз сильнее драматургии, а сама жизнь — более смелый драматург, чем любой человек. Она порой так выворачивает обстоятельства и такие безумные устраивает повороты, какие за столом никогда не придумаешь.
CL: На прошлой неделе стало известно, что одним из проектов, отобранных в этом году для участия в продюсерском питчинге «Кинотавра», стала «Защита», которую представляют Елена Гликман и Оксана Бычкова. Это будет ремейк одной из ваших ранних картин. Вы принимали участие в создании этого сценария?
АМ: Это не совсем ремейк, хотя некоторые мотивы из нашего «Слова для защиты» (фильм Вадима Абдрашитова, снятый по сценарию Александра Миндадзе в 1976 году, — прим. CINEMOTION_LAB) там действительно будут использованы. Что касается моего участия, оно было очень относительным, да и то буквально на первых порах. Потом я понял, что сценарием лучше заниматься самой Оксане. Все-таки ей снимать, а не мне, и она должна делать это по-своему.
Очень трудно просто взять чужую идею и ее реализовать — идею нужно обжить, прочувствовать, понять, иначе ничего достойного не получится. Наверное, поэтому я не представляю себя в роли режиссера, снимающего фильм по чужому сценарию.
CL: Рассуждения о том, что отсутствие профессиональных драматургов, — самое слабое место в российском кино, уже стали общим местом. Недавно эту тему вновь подняли наши ведущие продюсеры, собравшиеся в Петербурге на специальной конференции. Во всех бедах они винят систему образования в сфере кино. Вы согласны с такой позицией?
АМ: Частично. Я не могу, конечно, утверждать, что когда я учился, было хорошо. Наоборот, было отвратительно. Цензура и так далее... И все-таки нам, совсем небогатым молодым людям, жившим в общаге, внушали, что в качестве диплома нужно написать исповедь — не больше и не меньше. Глядишь, два человека из десяти действительно исповедовались в своих работах. А что сейчас? При нынешней системе я б к пятому курсу уже три сериала расписывал, чтобы прокормиться. Что ж, и это можно делать достойно, профессионально. Только об исповеди придется забыть. И ты как оригинальный драматург вряд ли родишься.
Вот поэтому я и не преподаю. Не имею я право прийти и говорить студентам: пишите свое. Каждый должен сам для себя решить — зарабатывать или заниматься творчеством. Читать нормальную литературу — или бестолковые голливудские книжки, которые не приносят никакой пользы. Это же чисто механические усилия, выработка пусть обязательных, но все равно только лишь технических навыков. Это все равно, что жать на газ и стоять на месте из-за отсутствия бензина в баке. Баранку научился крутить — и ни с места.
И все-таки не стоит винить во всем лишь систему образования.
CL: Что вы хотите этим сказать?
АМ: С переменой наших обстоятельств поменялось и то, что раньше определялось интуицией и наитием. Под удар, естественно, попала драматургия. Ведь все те преграды, которые существовали раньше в связи с цензурой, преодолевались с помощью введения в текст подспудных связей, подтекста. А все лучшее, что есть в русском искусстве, обязательно имеет некий подтекст. У Антона Павловича герои смеются, но от этого хочется плакать — вот о чем я. И это всегда было велением интуиции — тем нежным, незащищенным местом в творчестве, которое первое пострадало в век индустриализации.
Вместо того чтобы работать по интуиции, предчувствуя и предугадывая, сценаристы начали писать по заказу. А главную миссию на себя взяли люди, которые заказывают музыку, то есть продюсеры. Они теперь все сами придумывают, их интуиция работает, так почему-то им кажется — а у сценариста-портного они только на заказ шьют костюм. Вот и получается, что фантазия становится для сценариста лишней и даже вредной, вместо него предчувствует заказчик. Так к сценаристу ли предъявлять претензии? В итоге нанятый человек просто добросовестно выполняет то, что хочет от него продюсер, который считает, что обладает неким высшим знанием, раз может сжать в кулаке государственные деньги.
CL: Видите ли вы какой-то выход из сложившейся ситуации?
АМ: Проблема, о которой мы говорим, в каком-то смысле временная, хотя вправить эти неправильно сросшиеся кости будет не так-то просто. Однако в конечном итоге все встанет на свои рельсы: наше индустриальное кино и в самом деле станет индустриальным, все технологии будут отработаны и, наконец, появятся люди, которые будут заниматься не заказными, а собственными идеями. Такие сценаристы есть во всем мире: и в Америке, и в Европе. И все они, кстати, являются очень высокооплачиваемыми авторами, которым позволено заниматься не бизнесом, а все-таки искусством.
CL: Можете ли вы назвать несколько фильмов, которые вы считаете образцовыми с точки зрения сценария?
АМ: Если вдуматься, все хорошие фильмы основаны на очень оригинальных и значительных замыслах. Я сейчас не говорю о таких величинах, как Феллини, Тарковский, Антониони, которые как режиссеры все-таки заведомо всегда больше и значительнее, по каким бы сценариям они не снимали. Но это единичные случаи. В остальном чаще всего больше и важнее идея, а в великих фильмах идея и ее реализация, как правило, равноценны. Вспомните грандиозное «Последнее танго в Париже». Что там важнее, замысел или воплощение? А фильмы Висконти или Бунюэля?
А сколько интересного создано в советское время. Изобретение вот этих самых ныне отвергнутых эфемерных идей, именно сценарное предчувствие — это то, чем всегда был силен наш кинематограф. «Баллада о солдате», «Белое солнце пустыни», «Летят журавли»... А замечательная картина «Крылья» Ларисы Шепитько с Майей Булгаковой в главной роли? История летчицы, которая пережила войну, но так и не смогла найти себя в мирной жизни. Ей никак не удается приспособиться к новым условиям, и заканчивается все тем, что она угоняет самолет. И придумано, и снято замечательно. Чуть ни полвека спустя выглядит современней всего современного.
CL: Это, пожалуй, возвращает нас к вопросу о кризисе идей в современном кино. Ведь вы не назвали ни одного фильма, снятого за последние годы...
АМ: Мы начали и исходим из того, что все хорошие фильмы, которые приходят на ум, — там всюду отличные идеи. Хороший замысел — это золото. В развитой индустрии за это платят миллионы. И этого золота сейчас, увы, нет. Но не потому, что — нет, а просто им пренебрегают, по сути выключая сценариста из игры. Все еще не понимая, что в начале было все-таки слово.
|
Полное интервью тут: http://www.cinemotionlab.com/inspire/97 |