Курилка. Часть 97

[автор]

Прошу не счесть за рекламу.

Нюша, вот по просьбе маленькое эссе о Крыме из романа:

" А какое это восхитительное удовольствие – спать летом в Крыму во дворе на раскладушке!
После ужина во дворе под стеной сарая ставилась раскладушка, алюминиевая, лёгкая, с ужасно скрипучими пружинами. Мама или бабушка застилали раскладушку постелью, и я ложился. Лёгкая, бархатная, невесомая и прозрачная темнота, настоянная на полынном запахе, до самой своей сердцевины прогретой жарким солнцем, степи сразу накрывает тебя, как только домашние уйдут в дом и выключат свет на веранде. Как правило, с наступлением темноты, наигравшийся за день редкими полупрозрачными облаками на блёкло – синем небе, деревьями садов и лесополос ветер, тоже успокаивается, и полная неподвижность тёплого, неощутимого в своей неподвижности воздуха, только усиливает его неописуемый словами вкус.
В деревне вообще тихо, а с наступлением темноты только когда по улице проедет к соседскому дому напротив припозднившийся с работы грузовик – тогда только недолго слышны неразборчивые человеческие голоса. А так в звонкой тишине далеко слышен переговорный лай собак, не охранный – громкий и злобный, а разговорный, наверное, от полноты ощущения летнего сытного мира и радости жизни происходящий. Не громкий и мягкий: гав-гав, - тихо начнёт рядом по соседству какой-нибудь Шарик, яростно почёсывая свой загривок от заедающих его блох и при этом, позвякивая своей цепью, как колокольчиком – и покатилось дальше, словно эхо по всей деревне, слышимое от самого дальнего края: гав-гав, … гав-гав-гав…гав-гав-гав… и через некоторое время всё это так же негромко и неторопливо возвращается через твой двор, потому, что наш Жучок тоже участвует в этом разговоре – гав-гав! – назад, на другой край. И так всю ночь, до самого рассвета и скоро начинает казаться, что это сторож с колотушкой ходит, как в восточной старой сказке: - В Багдаде всё спокойно… - только вместо этих слов – гав-гав-гав… И весь этот многоголосый собачий хор сливается вместе с нежными непрерывными трелями цикад со всех сторон: - т-р-р-р-р,… т-р-р-р-р-р… в упоительную ночную симфонию, под которую так сладко и спокойно спится под бездонным волшебным крымским ночным небом, не чёрным и страшным, а светлым, сияющим и переливающимся разноцветными огоньками бесчисленных мириад больших и маленьких алмазов звёздных крупинок, бриллиантовая россыпь которых изредка дополнительно расчерчивается праздничным салютом падающих звёздочек. Заметив этот салют, я никогда не успевал загадать свои желания, видимо поэтому, они и остались там, в детских мечтах. Ах, как мечтается под этим волшебным небом в сладкой, предшествующей сну, дрёме… и уже не видишь, а только чувствуешь, как Жучок, тихонько позвякивая цепью, подходит пожелать спокойной ночи, норовя обнюхать и лизнуть от избытка чувств куда-нибудь в открытое лицо мокрым и шершавым языком…

Чёрное море… Однажды, ещё в раннем детстве увиденное, навсегда приворожило к себе. Море, в любом своём состоянии – бурном, буйном штормовом или штилевом, подлизно-ласковом, или просто вальяжно- спокойном – всегда вызывает к себе неизменные чувства любви и уважения.
Его непостоянство, внешняя ежесекундная обманчивая изменчивость и неторопливая загадочность и таинственность, никогда до конца не познаемых глубин, вызывает восхищение соединением, единством этих совершенно различных по духу стихий. Любовь к морю сродни первой любви: приходит и остаётся с тобой навсегда, независимо от того, вместе вы или нет. Но при встрече, эта любовь, зачастую безответная, каждый раз мгновенно вспыхивает, вновь и вновь, наполняя при встрече безотчётной, какой-то щенячьей восхищённой радостью, и светлой щемящей грустью при расставании."